По его резко очерченному профилю, короткому подбородку, маленьким блестящим глазам, она узнала одного из абенакисов юга. Он напоминал Пиксаретта. Вид мушкета, казалось, его совершенно не волновал.

На всякий случай она приветствовала его на его родном языке.

— Привет тебе. Я Пенгаши из племени вапаногов. Откуда ты, дитя?

Увидев ее неясный силуэт, он принял ее за подростка.

Она указала наверх.

— Из Вапассу, оттуда.

Он щурил глаза, чтобы лучше ее видеть.

— Я думал, что все умерли. Я издали видел руины форта и домов.

Тогда она назвала свое имя и увидела, что он приятно удивлен. Она сказала, что оставила в Вапассу троих маленьких детей.

— Подойди! Входи! — сказал он, придерживая перед ней завесу. Она оставила у порога снегоходы и проскользнула внутрь вигвама. Там было тепло и уютно, хотя можно было находиться только сидя. Все было наполнено запахом дыма, хотя Анжелика и различила аромат похлебки, которая находилась в котелке, поставленном на угли; ее остатки доедали трое детей.

Это без сомнения были очень бедные люди. Она не осмелилась попросить у них еды. Пергаши рассказал, что зима застала их врасплох, они не успели закончить свой путь по направлению к Нью Хемпширу. И конечно, у него не хватило времени, чтобы добыть и закоптить достаточно мяса и рыбы для зимовки.

Он был вынужден оставить свои запасы меха у подножия дерева, в тайнике и отправился в горы, чтобы присоединиться к своему племени, но там все были точно в таком же положении. В конце концов они решили разделиться и выкручиваться самостоятельно. Его старший брат внушил ему мысль направится на север, чтобы искать убежища под покровительством белых людей из Вапассу. Но после длительного и тяжелого путешествия он встретил несколько групп абенакисов и альгонкинов, которые бродили, не зная пути и уверяли, что форт Человека-Грома разрушен и что там не осталось ни единой живой души.

Он продолжил путь, однако, не желая верить, издали заметил почерневшие руины, но прежде чем отправиться в новом направлении, поскольку запасы были на исходе, он решил найти спокойное место для стоянки и расставить вокруг ловушки, в надежде поймать хоть какую-нибудь дичь, что было редкостью в это время года.

Они разбили лагерь три дня спустя. Он был занят ловушками и раздумьями, куда направиться, и не подумал подойти поближе к Вапассу.

Он хотел продолжать путь в северном направлении и оставить семью в убежище в Ришелье или в форте Святой Анны.

Рассказывая, он покуривал свою трубочку и довольно покачивал головой.

— Ришелье? Форт Святой Анны? Но это ведь очень далеко, — заметила Анжелика. — Почему бы вам не пойти в Квебек? Это ведь гораздо ближе.

Он помотал головой. Он слышал, что армия нового губернатора зимовала в фортах Ришелье и на озерах Сан-Сакреман, Шамплейн, и что осенью барки не прекращали курсировать оттуда в Монреаль и обратно, перевозя припасы.

Ему будет не только спокойно вместе со своими, но и по весне он сможет принять участие в большой войне против Пяти Наций ирокезов.

Внезапно он спросил, как зовут детей, которые были вместе с ней, и узнав, что одного из них зовут Шарль-Анри, он обрадовался.

— Шарль-Анри! Шарль-Анри! — повторил он несколько раз.

Потом он наклонился к ней как заговорщик: «Я деверь Дженни Маниго», — доверительно сказал он.

Оказалось, он был братом Пассаконавая, вождя памакуков, который вырастил Дженни.

Пенгаши считал, что его старший брат напрасно воспитывал француженку.

Мы в самом начале все сказали ему, мы, его друзья, его семья. «Брат мой, берегись, — повторяли мы. — Ты напрасно украл ее, и наши белые братья из Канады теперь могут объявить нам войну». Тогда он спрятался в Зеленых Горах, но позже он дал мне знать, что понял, что пленная француженка была той же религии, что и англичане, она была из тех, кто распял Господа нашего, Иисуса Христа, и что по этой причине ее соотечественники считали бы ее узницей, если бы он отдал ее им. И французы обменяли бы ее на других индейцев. И он понял, что никто не придет ее у него отнимать, если он сможет обмануть одних и других.

В последний раз, когда Пенгаш видел брата, вождя Пассаконавая, он готовился к отъезду со своей семьей — Дженни и их ребенком, ее дочерью и их кузеном, который потерял всю родню в ходе войны короля Филиппа.

В Зеленых Горах зима была очень сурова. Он хотел приблизиться к берегу, стараясь не привлекать внимания колонистов-англичан, которых становилось все больше и больше, они двигались в леса в горах и видели повсюду, стоило им заметить индейское перо, участников Северной войны в Канаде, французов и абенакисов, только и мечтающих, чтобы снять с них скальп.

Пассаконавай не был крещен; как Пенгаши, который и сам, и его семья, были христианами. Пассаконавай не доверял белым людям, которые могли забрать у него Дженни; французов — потому что она была их национальности, англичан, потому что она разделяла их религию. Он будет счастлив, когда Пенгаши принесет ему новости о сыне.

— Если ты направишься на север, то не скоро увидишь брата и передашь новости о сыне Дженни, — сказала она ему.

Но потеря времени и длинное расстояние не волновали индейца. Во всяком случае военная компания против ирокезов обязательно приведет его и его семью в края, где находится его брат.

Когда ирокезы будут побеждены, Пенгаши сможет заняться сбором коллекции скальпов англичан, что вынудит его отправиться к границам Нью Хемпшира и Зеленых Гор. И тогда он воспользуется несколькими днями, чтобы найти своих и навестить их.

В вигваме Пенгаши было две женщины. Та, которая была помоложе, кормила младенца. Это была старшая дочь; муж которой был убит упавшим деревом во время их перехода.

Другая, жена хозяина; наблюдала за Анжеликой, и взгляд ее не был особенно приветливым. Несмотря на тесноту, она принялась натирать волосы медвежьим жиром; как и все индианки она следила за своей прической. Хотя ситуация была суровая, она не желала отодвигать в сторону свои привычки. Она спросила Анжелику, не найдется ли у нее расчески, потому что ее собственная сломалась.

Пенгаши приказал ей замолчать, и Анжелика поняла, что он недоволен тем, что она тратит медвежий жир, тогда как запасы провизии были на исходе.

Ее старшая дочь, молодая вдова в свою очередь попросила у Анжелики корпию для новорожденного. Она тоже обвиняла зиму в том, что она помешала запастись камышовым пухом и опилками для подкладок ребенку, и он портил меха. Ее тоже прервал хозяин. Он вспомнил, что обе женщины очищали от жира головы при помощи этих самых опилок, для того, чтобы вымыть волосы и снова натереть их жиром. Ему надоели проблемы с их прическами. Волосы! Все время их волосы! А есть нечего.

Но мгновение спустя он сам обратился к Анжелике с просьбой снабдить его алкоголем и одеялами, так как в свое время он не раздобыл этого у голландцев.